Светлоликим оппозиционерам никогда не понять работников МЧС
Дорогой мой либерально настроенный индивид, упражняющийся в ослоумии по поводу руководителя МЧС. Ты не можешь представить, как нормальные люди относятся к настоящим Мужикам. И я тоже их уважаю. Безмерно уважаю за их умения, за их смертельно опасный труд, и их отчаянную смелость.
Тебе, бесконечно юному взглядом на мир либеральчику, тебе этого не понять. Простой мужской работы, которую делают. Потому, что могут.
А вот ты так не сможешь.
- Работать в +30 по Цельсию, когда маска противогаза прикипает к лицу.
- Пойти в недобитый огонь, рискуя собой, потому что там, за огнём и дымом ещё может быть живой человек, надеющийся на помощь.
- Вырезать приспособой переломанное, но живое тело из искорёженного куска металла, что совсем недавно было автомобилем.
Не сможешь именно потому, что ты гыгыкаешь над трагедией, произошедшей с человеком.
Но я знаю, что бы ты точно смог.
Ты сможешь идти тёмной ночью из модного клуба, и нарваться на себе подобного, только полностью деградировавшего. А потом ты будешь лежать и, хватая воздух редкими глотками от оглушающей тебя боли в боку, сипеть. И хотеть жить.
А потом полоснёт по глазам фонарик, и застучат по асфальту казённые ботинки. Тебя обнимут, приподнимут, и будут орать на тебя: «Держись! Скорая едет! Держись, дружище, всё уже хорошо!».
И ты будешь лежать, и чувствовать, как тебя держат руки друга. И что, наверное, впереди — жизнь.
Ещё ты можешь, без твоей вины, оказаться там, где уходя от придурка на «заряженной» тачке (ты ж ими восхищаешься), автобус снёс остановку. Тебе будет больно. Тебя прижмёт железкой и обсыпет битым стеклом. И будет небо, и ты будешь смотреть, хрипеть, плакать от боли, мечтать и бояться одновременно, чтоб всё это кончилось.
И вдруг рядом окажется кто-то в синем со светоотражайкой, и тебе перестанет быть больно, а потом в тумане кто-то скажет: «Готово, поднимай. Тащи его. Есть. Отпускай. Носилки…».
И эти, в синем с пятнами крови, руки тоже будут руками друга.
Или ты будешь лежать на обочине в смятой скорлупке, и смотреть, как на потолок капают большие, вязкие капли насыщенно-красного цвета. Кап-Кап. Кап. А потом, когда уже отпустит первый шок, ты поймёшь, что «кап-кап» — это утекает твоя жизнь. Ты будешь считать капли. И думать — с какой из них тебя не станет.
А потом появится он, обхватит, что-то крикнет. Обнимет тёплыми, надёжными, дружескими руками.
Спасатель.
Он станет твоим спасителем. И ты будешь слышать: «Давление! Давление, б…ть!.. Попугая нафиг! Давай. Тут. Таак. Пошло. Подхватывай. Тащи! Ну!».
А потом ты потеряешь сознание. А очнёшься уже в своей второй, подаренной жизни.
Только вот ты много сделал для того, что бы в любой из возможных в этой сложной жизни ситуаций, вместо тёплых, нежных, заботливых дружеских рук, ощутить шершавые, тяжёлые и усталые руки человека, который просто делает свою работу.
И которому ты, в сущности своей противен. Но — таков его долг. Спасти тебя. Какой бы ты мразью не был. Потому, что тебя, заляпанного кровью и собственными соплями, смешанными с грязью и говном, узнают.
- А, это же тот, что глумился над полицейскими — узнает полицейский.
- А, это же тот, что поливал помоями врачей — узнает врач.
- А, это же тот, что смеялся над смертью спасателя — узнает МЧСник.
Но они — не ты. Они другие. Они не бросят. Не отступят. Они вытащат. Они спасут. Презирая тебя до глубины души. И никогда не спросят у себя самих подлого, но привычного тебе вопроса — а ты того стоишь? Сколько?
Потому что таков их Долг. Их работа.
С просторов
Тебе, бесконечно юному взглядом на мир либеральчику, тебе этого не понять. Простой мужской работы, которую делают. Потому, что могут.
А вот ты так не сможешь.
- Работать в +30 по Цельсию, когда маска противогаза прикипает к лицу.
- Пойти в недобитый огонь, рискуя собой, потому что там, за огнём и дымом ещё может быть живой человек, надеющийся на помощь.
- Вырезать приспособой переломанное, но живое тело из искорёженного куска металла, что совсем недавно было автомобилем.
Не сможешь именно потому, что ты гыгыкаешь над трагедией, произошедшей с человеком.
Но я знаю, что бы ты точно смог.
Ты сможешь идти тёмной ночью из модного клуба, и нарваться на себе подобного, только полностью деградировавшего. А потом ты будешь лежать и, хватая воздух редкими глотками от оглушающей тебя боли в боку, сипеть. И хотеть жить.
А потом полоснёт по глазам фонарик, и застучат по асфальту казённые ботинки. Тебя обнимут, приподнимут, и будут орать на тебя: «Держись! Скорая едет! Держись, дружище, всё уже хорошо!».
И ты будешь лежать, и чувствовать, как тебя держат руки друга. И что, наверное, впереди — жизнь.
Ещё ты можешь, без твоей вины, оказаться там, где уходя от придурка на «заряженной» тачке (ты ж ими восхищаешься), автобус снёс остановку. Тебе будет больно. Тебя прижмёт железкой и обсыпет битым стеклом. И будет небо, и ты будешь смотреть, хрипеть, плакать от боли, мечтать и бояться одновременно, чтоб всё это кончилось.
И вдруг рядом окажется кто-то в синем со светоотражайкой, и тебе перестанет быть больно, а потом в тумане кто-то скажет: «Готово, поднимай. Тащи его. Есть. Отпускай. Носилки…».
И эти, в синем с пятнами крови, руки тоже будут руками друга.
Или ты будешь лежать на обочине в смятой скорлупке, и смотреть, как на потолок капают большие, вязкие капли насыщенно-красного цвета. Кап-Кап. Кап. А потом, когда уже отпустит первый шок, ты поймёшь, что «кап-кап» — это утекает твоя жизнь. Ты будешь считать капли. И думать — с какой из них тебя не станет.
А потом появится он, обхватит, что-то крикнет. Обнимет тёплыми, надёжными, дружескими руками.
Спасатель.
Он станет твоим спасителем. И ты будешь слышать: «Давление! Давление, б…ть!.. Попугая нафиг! Давай. Тут. Таак. Пошло. Подхватывай. Тащи! Ну!».
А потом ты потеряешь сознание. А очнёшься уже в своей второй, подаренной жизни.
Только вот ты много сделал для того, что бы в любой из возможных в этой сложной жизни ситуаций, вместо тёплых, нежных, заботливых дружеских рук, ощутить шершавые, тяжёлые и усталые руки человека, который просто делает свою работу.
И которому ты, в сущности своей противен. Но — таков его долг. Спасти тебя. Какой бы ты мразью не был. Потому, что тебя, заляпанного кровью и собственными соплями, смешанными с грязью и говном, узнают.
- А, это же тот, что глумился над полицейскими — узнает полицейский.
- А, это же тот, что поливал помоями врачей — узнает врач.
- А, это же тот, что смеялся над смертью спасателя — узнает МЧСник.
Но они — не ты. Они другие. Они не бросят. Не отступят. Они вытащат. Они спасут. Презирая тебя до глубины души. И никогда не спросят у себя самих подлого, но привычного тебе вопроса — а ты того стоишь? Сколько?
Потому что таков их Долг. Их работа.
С просторов
